На главную страницу

 

 

 

Европа, США и страны Юго-Восточной Азии в геополитическом пространстве XXI века

 

Лекция для слушателей и студентов

Высшей антропологической школы

(Кишинев, 28 ноября 2005 г.)

Владислав Л. ИНОЗЕМЦЕВ

Кишинев, 28 ноября 2005 г., 17.05

 

Эта лекция – наиболее заостренная в смысле актуальности. Я хотел бы поговорить о том, какие геополитические вызовы существуют в современном мире, как мир поделен в экономическом, политическом и социальном плане, о том, какие возможности имеют в современном мире Россия, страны СНГ. О том, какие ориентиры в политике и экономике кажутся мне наиболее правильными, какие – достаточно опасными.

Еще в 60 – 70е годы, после того как в Юго-Восточной Азии (ЮВА) начался очень быстрый экономический подъем, теоретики во всем мире заговорили о том, что Европа, США и ЮВА стали тремя главными центрами экономического роста, тремя важнейшими акторами на мировой геополитической арене. На мой взгляд, за последние два десятилетия в мире произошло два очень крупных сдвига. В первую очередь, это весьма динамичное развитие Европы (несмотря на различные оценки в прессе), политически вылившееся в формирование Евросоюза, введение общеевропейской валюты, в таможенные договора. Второе – стремительное развитие ЮгоВосточной Азии, которая, несмотря на кризис 1998 года, сумела сохранить высокие темпы роста. Как мы знаем, к быстро развивающимся странам в последнее десятилетие присоединился и Китай. Таким образом, именно политическое развитие Европы и экономическое – Азии существенно меняет современный геополитический ландшафт.

Мы еще поговорим о том, насколько вероятно и желательно влияние США в XXI веке, но, так или иначе, в геополитическом отношении Европа и Азия сегодня безусловно сильнее, чем в начале 70х годов.

Я начну с того, что Европа и Америка близки по многим экономическим и политическим аспектам. В первую очередь, это общества, которые можно отнести к постиндустриальным, общества, которые зависят от развития сферы услуг, общества, в которых развиваются информационные технологии, общества, где человеческий талант и креативность безусловно играют основную роль в экономическом развитии.

ЮВА основана на другом типе развития, на очень удачной включенности этих стран в постиндустриальный мир. Экономический рост Китая и других азиатских тигров обусловлен в первую очередь тем, что в 7080е годы, когда в США и в Европе произошел серьезный сдвиг в сторону сферы услуг, у тех стран, которые были способны эффективно и качественно производить индустриальные товары, достаточно выгодно их продавать на других рынках и получать весьма высокие прибыли, возникла целая система конкурентных преимуществ.

Первыми этим воспользовалась Япония и Южная Корея, по сути дела, представляющие собой две страны, которые во второй половине XX века смогли очень успешно повторить опыт Запада, пройти путь догоняющего развития, который применялся многими странами в XIX столетии. Япония и Южная Корея аккумулировали множество купленных ими технологий и использовали их в соединении с достаточно дешевым и качественным трудом своих граждан для массового внедрения своей продукции на рынки западных стран.

Если мы посмотрим на экономику Японии и Южной Кореи середины 80х годов – на пике их успеха, – то увидим, что японская промышленность контролировала огромную часть мирового производства: порядка 70% производства мотоциклов, порядка трети автомобилей, 60% производства аудио и видеотехники и т. д. Это был гигантский прорыв, основанный, в частности, на том, что эта страна сумела весьма успешно импортировать технологии, некоторым образом усовершенствовать их (я не могу сказать, что радикально), и на основе этих технологий производить очень удачные, очень эффективные, очень качественные промышленные товары, поставлявшиеся на рынки Запада.

Чтобы понять, в какой мере зависит развитие Японии и последовавших за ней стран Азии от западных технологий, можно посмотреть соотношение торговли патентами в странах Европы, Японии и США. США продавали в 8 раз больше, чем покупали, Европейский Союз продавал на 20% больше, чем покупал, а Япония покупала в 6 раз больше патентов, чем продавала сама. Иными словами доминирование США и ЕС на мировом рынке научных достижений действительно было абсолютным. По итогам же технологической революции 90х это доминирование стало еще более существенным.

Фундаментальное различие между Европой и Америкой с одной стороны и азиатскими странами – с другой, заключается в том, что на Западе произошла постиндустриальная трансформация, а на Востоке, даже в Японии, очень трудно, на мой взгляд, говорить о постиндустриальном обществе. Японская экономика – сугубо индустриальная. В Японии, Южной Корее, в Китае до сих пор доля валового накопления ВВП составляет до 40%, в то время как в постиндустриальных странах Европы это примерно 17%, а в Америке еще меньше – 13%. Это с абсолютной очевидностью свидетельствует, что азиатские экономики мобилизуют огромные средства и силы для поддержания высоких темпов роста и тех позиций на мировом рынке, которые занимают в торговле продукцией массового потребления.

Этот факт не умаляет достижений стран ЮВА. Скорее всего, российская экономика и Россия как государство в своем дальнейшем пути должны следовать в значительной степени азиатскому типу развития. Потому что современная Россия – это, к сожалению, страна, которая катастрофически зависит от экспорта природных ресурсов, производственная база которой развивается крайне медленно, где, как мы знаем, социальная ценность знания и людей, которые производят информацию, очень низка. С этой точки зрения поворот к азиатскому типу развития предполагает массовое заимствование технологий и тотальный акцент на совершенствовании системы образования. То, как это делается сегодня во всех азиатских странах, было бы для России достаточно хорошим вариантом развития.

Единственная проблема заключается в том, что сегодня соответствующие рыночные ниши в значительной мере заняты. Страны Азии и, в частности, Китай, который очень быстро становится сильным субъектом мировой экономики, уверенно занимают нишу, которую Россия могла бы освоить , если бы начала соответствующую программу в конце 70х годов. Если мы посмотрим на сегодняшнюю структуру и масштаб китайской экономики, то увидим, что Китай очень далеко ушел за последние 15 лет. В 1997 году, перед азиатским кризисом, а точнее – по итогам 1996 года, Китай был 17м в мире по объему экспорта и располагался следующей строчкой за Бельгией. Сегодня Китай занимает вторую строчку, и этот момент очень существенен, его никак нельзя сбросить со счетов. Страна, которая продает товаров на полтриллиона долларов (это 4,5% американского ВВП), никоим образом не может не учитываться в расчете геополитических и гео-экономических пропорций. Если темп экономического развития КНР сохранится, это в ближайшие годы может привести к очень серьезным катаклизмам, потому что, достигнув таких объемов экспорта и трансакций с другими субъектами международной экономики, Китай, безусловно, очень сильно мешает Америке и западному миру. Будут возникать и нарастать экономические конфликты. Однако, так или иначе, Китай показал, что не имея собственных технологических достижений, не имея серьезной инфраструктуры, но имея желание и систему, которая нацелена на привлечение технологий и капитала, можно за короткий срок создать экономику, которая изменила облик прибрежного Китая радикальным образом. Если посмотреть сегодня Шанхай, то Нью-Йорк покажется печальным зрелищем заброшенных небоскребов 30х годов.

Этот опыт очень поучителен для России. Но этот урок сегодня уже невозможно учесть, потому что время ушло. Мы видим, что в настоящее время экспорт России составляет порядка 170 миллиардов долларов. Это втрое меньше, чем у Китая. Доля машинного оборудования, тем более – потребительских товаров составляет очень маленькую часть в российском экспорте, и чтобы добиться на основе индустрии такого типа значимого места в мировой экономике, России потребовались бы десятки лет. Я думаю, лет 15 нужно для того, чтобы сравняться не с китайской экономикой, а с тем, что Китай имеет уже сегодня.

Те конфликты, которые почти неизбежно возникнут в мировой экономической системе (в результате вступления в нее столь быстро развивающегося Китая и других стран азиатского региона), не позволят России выйти на мировой рынок. Более того, проблема России заключается еще и в том, что в начале 90х единственное серьезное преимущество России заключалось в образованной рабочей силе, низких издержках на оплату труда и достаточно дешевых природных ресурсах. Это были хорошие стартовые условия, с которых можно было начинать интенсивное развитие. Сейчас они утеряны, за исключением дешевых природных ресурсов. Но ведь цены на них растут даже на внутреннем российском рынке. В России сейчас фактически втрое больше студентов, чем в России советского периода. Но реальные знания девальвируются, реальная цена дипломов уменьшается, деградация образования приводит к снижению стандартов.

Что касается рабочей силы, то цена ее гораздо выше, чем в начале 90х годов. Сегодня в Москве, по моим личным наблюдениям, крайне трудно мотивировать людей к более качественному труду. Я это вижу на конкретном примере наших усилий по переводу книг. Мы переводим и издаем работы западных социологов. За небольшую плату у людей старше 50 – 60 лет можно получить отличные переводы, в то время как молодых не могут мотивировать к высокому качеству переводов никакие гонорары. Увеличивается только скорость, но никак не качество.

Эта иллюстрация общего снижения качества любой работы, характерного для российского рынка труда. Средняя зарплата в Москве составляет около 600 долларов, что вполне сопоставимо с зарплатами в Польше и Чехии. Но в то же время работники, скажем, Чехии экономически более мотивированы и более эффективно включены в систему нормальных трудовых отношений. Сегодня никого не удивляет ситуация, когда из Псковской области производство переносится в Литву – потому что качество труда псковичей не соответствует минимальным требованиям.

Вариант развития по азиатскому типу – хороший вариант. Азиатам можно только аплодировать. В российской ситуации реализовать его было бы неплохо, но это фактически нереально в современных условиях.

И всетаки азиатская модель развития основана на копировании. На покупке технологий, на копировании патентов, на использовании тех технических средств, которые разработаны за пределами Азии. Сегодня китайцы предпринимают попытку выхода за рамки такой модели. Я не знаю, каким будет итог этой попытки, мы это увидим в ближайшие три-четыре года. Но попытка очень серьезная. Если мы посмотрим на стандарт звуковой и видеозаписи, то увидим, что во всем мире используется стандарт, который запатентован голландской фирмой «Филипс». И сегодня любой легальный производитель DVD в мире платит «Филипсу» определенное отчисление. Китайцы как основной в настоящее время производитель DVD, имеющий 60% рынка, попробовали создать новый формат. С прошлого года они производят технику с новым стандартом, которая продается в Китае и близлежащих странах. На 2006 год намечен выход этой техники на более широкие рынки, включая США. Это очень беспокоит крупных дистрибьюторов DVD-продукции. Скорее всего, будут предприняты попытки блокировать экспорт на уровне ВТО. Но если китайский стандарт «пойдет», это будет первый случай влияния азиатских стран на мировую политику в области высоких технологий.

Сегодня Китай и ЮВА абсолютно отсутствуют на рынке компьютерных программ. В настоящее время «АйБиЭм» является вторым после «Сони» экспортером компьютерной техники в Японии. Западные компании заходят на эти рынки для снижения издержек. В технологическом, патентном и интеллектуальном отношении развитие азиатских стран сильно зависит от экономического развития США и Европы. Это не значит, что страны ЮВА слабы в мировой политике и экономике. Они очень сильны, они очень сильны в финансовом, организационном, экономическом отношении, но движущая сила исходит не от них, они не бегут впереди тех, кто стремится создать экономику XXI века.

США и Европа представляют собой две модели перехода от индустриального общества к постиндустриальному. Я постараюсь очень кратко акцентировать внимание на том, в чем состоят различия. Поскольку они не вполне очевидны, возможно, будет много вопросов на эту тему.

Приблизительно в одно и тоже время, в 70е годы, в странах США и Европы произошло то, что практически означает переход от индустриального общества к постиндустриальному. Социология определяет этот переход крайне просто. Она утверждает, что есть несколько признаков постиндустриального общества. В работах Белла указано порядка 10 таких признаков. Основное: производство материальных продуктов уходит в экономике на второй план; на авансцену выдвигается сфера услуг. Соответственно изменяется структура занятости, наука и информация становятся непосредственной производительной силой, контроль над информацией становится контролем над основным ресурсом, и так далее. Это можно прочитать в книге, детализировать этот сюжет не имеет смысла. Но в тех книгах, которые заложили основы теории постиндустриального общества, ничего не сказано (или почти ничего не сказано) о мотивации человеческой деятельности. В то время как этот вопрос очень существенен. И находясь здесь, в Школе антропологических исследований, которая изучает человека, я хотел бы более подробно остановиться на том, что мотивация играет не менее важную роль, чем очень многие экономические показатели. Я постараюсь показать это на различиях американской и европейской моделей постиндустриализма.

В 60е годы экономическое развитие было сходно по обе стороны Атлантики. Европа восстанавливалась, а США шли вперед после войны. Темпы роста были высокими, порядка 14% в год, уровень безработицы крайне низкий (в Германии он был меньше одного процента). Традиционно считается, что препоной на этом пути стал энергетический кризис 1973 года. Я полагаю, что это не совсем так. Дело в том, что в начале 70х годов США накопили внутри себя колоссальные экономические противоречия. Если мы вспомним экономическую историю 70х, то увидим, что кризис 73го года, когда ввиду войны между Израилем и арабами цены на нефть взлетели в несколько раз, всего лишь поставил логическую точку в предшествующей декаде развития. Более того, взлет цены на нефть был обусловлен тем, что она считается в долларах. А доллар резко потерял тогда в своей стоимости. Причем не в связи с повышением цен на нефть, а за два года до этого, когда президент Никсон отменил золотое обеспечение доллара. И это произошло не в силу каких-то серьезных экономических закономерностей мирового порядка, которые требовали ухода от золотого стандарта, а на том банальном основании, что американцы оказались банкротами после войны во Вьетнаме. И тогда господин Никсон заявил, что «доллар – это наша валюта, но ваши проблемы».

Этот факт, в частности, показывает, что США развиваются совершенно экстенсивными методами. Как бы странно это ни звучало, но это именно так. Дело в том, что постиндустриальная трансформация в США породила очень интересные, очень мощные, новые отрасли экономики. Сначала это было производство бытовой техники и радиоаппаратуры, затем – компьютерные системы, затем – базы данных, затем – технологии обработки этих данных, затем – интернет-компании, и так далее. В течение многих лет США были мировым центром изобретений и инноваций. На этих инновациях росли отрасли, впоследствии часть из них уходила за границу, часть оставалась в Америке. Однако за этим успехом Америки скрывается одна очень важная черта, о которой говорят редко. А именно то, что если мы посмотрим на американскую экономику, то увидим, что, несмотря на всю креативность американских менеджеров, специалистов по созданию новых технологий, в самом развитии американской экономики и американского общества просматривается одна странная и постоянно ускользающая от внимания особенность. Любая технология и любой продукт, производимый в Америке, имеет неизбывное свойство массовости. Какие лучшие брэнды мы видим в Америке? «Кока-Кола», «Макдональдс», «Старбакс», «Интел», «Майкрософт»… Если кто-то скажет, что это очень индивидуализированный товар, то он ошибется. Эти товары просто штампуются. В конечном счете они создают среду, о которой можно прочитать на обертке гамбургеров конкурирующей с «Макдональдсом» фирмы: «Так же индивидуален, как вы». Этим очень хорошо описывается то, что происходит в Америке. Общество «весьма индивидуальных» людей, которые живут в одинаковых домах, едят в одинаковых «Макдональдсах», одинаково берут кредит в местном банке, одинаково тратят на одни и те же машины, которые заправляют бензином, потребление которого не снизилось за тридцать лет… Но это не отрицает того, что американское общество постиндустриально. Оно действительно потребляет безумное количество продукции. Но при этом происходит сдвиг от потребления материальных благ к предметам нематериального производства.

Переход к постиндустриальному обществу открыл гигантский новый резерв производства и потребления. Когда Маркс и прочие исследователи капиталистического строя говорили о том, что в буржуазном обществе существует бесконечный кризис перепроизводства, это было верно до тех пор, пока все производство было материально. Но сегодня, когда возникают компьютерные системы, когда возникают системы обработки данных, системы передачи и огромное количество новых отраслей, возникает странная ситуация: в экономике появляется сектор, где насыщения спроса практически не происходит. Если вы освоили какую-то программу или компьютерную игру, то у вас возникает желание купить следующую, более развитую. То есть жизнь обогатилась такими областями, где потребление возрастает темпами, которые совершенно не связаны с тем, сколько продукции уже было потреблено. В самом деле: если человек покупает машину, то он ее не выкинет на следующий год, но совершенно не факт, что он не выкинет компьютер через два года, потому что будет нужен более совершенный компьютер.

Каждая новая программная система, каждая новая системная технология так или иначе ориентирована на то, чтобы заместить предыдущую. Сделать ее ненужной, тем самым провоцировать новое потребление. И это потребление иного толка, чем потребление материальных благ.

В Америке производство и потребление так или иначе сохраняют черты массовости. Главный аргумент всех книг в вопросе «почему Америка так велика и могуча?» заключается в том, что, в отличие от Европы, в США быстрые темпы роста. ВВП США в 90е годы увеличивался постоянно примерно на 5 с небольшим процентов в год. ВВП Европейского Союза в то же время рос в среднем примерно на 2,1%. Очевиден явный разрыв. Поэтому говорят, что американское общество богаче. Американское сознание, американская модель основаны сугубо на экстенсивных методах. Чем больше, тем лучше. И этот вопрос в настоящее время имеет принципиальное значение, это очень важная черта американской экономики.

В Америке действительно очень высокие темпы роста, выше среднемировых. Но вот пример. В США с 1973 по 2002 г. число задействованных в экономике работников увеличилось на 43% (один миллион эмигрантов в год), а в Евросоюзе – лишь на 4 %. Фактически европейская экономика растет, не увеличивая количества рабочей силы. Это очень интересный феномен, который показывает, что европейцы нашли какую-то другую нишу в экономике, и развитие этой части мира происходит по каким-то иным законам.

Американская экономика действительно является доминирующей в мире. Американский ВВП составляет чуть больше 12 трлн. долларов. ВВП Европы – 10,9 трлн. Япония имеет около 4 трлн., Китай – 4,5 трлн. Безусловно, экономика Европы и США оторвались и лидируют. При этом Европа и Америка являются главными центрами международной торговли. Масштабы торгового оборота между ними составляют более трети мирового объема, масштаб обмена технологиями еще более велик (свыше 70% патентов на технологии), масштаб инвестиционной активности тоже очень велик. На данный момент Европа является единственным в мире экспортером инвестиций (Америка все-таки импортер). Атлантическая связка между Европой и Америкой составляет основной кластер мировой экономики. Разница в том, что Америка применяет сугубо индустриальные методы развития в постиндустриальной парадигме.

В рамках этого экстенсивного метода Америка имеет большое количество преимуществ и огромное количество проблем. Для того, чтобы максимально активизировать потребление, американцы уходят все глубже и глубже в долг. В этом одна из особенностей американской экономики, в отличие от европейской и азиатской. На эту тему идет большое количество спекуляций, но в данном случае я постараюсь быть объективным и воздержусь от суждений, будто реальная цена доллара составляет десять центов, будто если все доллары вернутся в Америку, то она обанкротится, и прочее, и прочее. Это, я бы сказал, чрезмерно гипертрофированные оценки того, что происходит в действительности.

Внешние обязательства, которыми так отягощена Америка, относятся к двум видам. Первое – государственные обязательства. Дефолта по этим обязательствам просто не может быть, потому что Америка сама и производит доллары. Каждый год бюджет Америки принимается с дефицитом примерно в полтриллиона долларов, то есть порядка 5% ВВП, это очень много. Выше дефицит только в Японии – 8% ВВП. Но благодаря тому, что Япония располагает серьезной валютой, золотыми запасами и положительным торговым сальдо, это считается более или менее приемлемым, хотя тоже может выйти боком. Проблема погашения этих обязательств никогда не возникнет перед США, потому что правительство всегда может прибегнуть к нерыночному займу в федеральной резервной системе, и получив большое количество долларов, выбросить их на рынок для погашения обязательств. Возникает вопрос, сколько тогда будут стоить те доллары, что окажутся выброшенными на рынок? До тех пор, пока доллар был единственной мировой валютой, как это было с 1971 по 1999 год, проблем не было. Сколько ни выбрасывай долларов, один доллар будет стоить один доллар. Потому что его не с чем сравнивать. Но сегодня рядом с долларом оказался евро, за которым стоит такая же мощная экономическая система. И в этой ситуации, конечно, цена доллара может рухнуть. Я оцениваю его возможное подешевление в 50%. Но дело не в этом. Это не есть банкротство государства, не есть невыполнение обязательств государства по долгам.

Американская экономика развивается быстрыми темпами за счет остального мира. Сегодня эксперты помещают США на первуюв-торую строчку в рейтингах конкурентоспособности. Насколько я могу судить, эти рейтинги составляются по разумным, в общем-то, методикам, но я тем более не могу понять, как страна, которая имела дефицит в торговле размером в 617 млрд. долларов в прошлом году (экспорт – 750 млрд., импорт – 1600 млрд.), оказалась на этих позициях в рейтинге. В Америке – в самом общем, несколько даже абстрактном смысле – нечего купить остальному миру, кроме того, как просто получать доллары в обмен на свои товары и хранить их в карманах. Напомню, что Америка покупает различной продукции на 617 млрд. долл. больше, чем продает. (В России ситуация прямо обратная. Мы имеем экспорт приблизительно в 165 – 170 млрд. и импорт – 80 млрд.) Поэтому в ценности зеленых бумажек люди, которые их держат, могут разувериться. И сделать большой сброс на рынок. Но это никак не повредит Америке. Это будет большим счастьем для нее, потому что фактически она сбросит свои обязательства, и тогда станет реально конкурентоспособной.

Несмотря на то, что от современной Америки исходит опасность дестабилизации мировой экономики, сама американская система не будет дестабилизирована. Америка представляет собой мощную, стабильную систему, которой ничто не угрожает. Она угрожает тем, кто связал свои надежды и ожидания с американскими обязательствами или с развитием американского рынка.

Европейская экономика – это очень странная, на первый взгляд, структура. Дело в том, что когда в Европе появились постиндустриальные тенденции, европейцы пошли иным путем, по сравнению с американцами. Материальная мотивация к деятельности в современной Европе гораздо более слабая, чем в Америке. Европейцы, получившие определенный объем благ, гарантируемый, не в последнюю очередь, системой социальной защиты, в гораздо большей мере ценят не связанные с производством, дополнительные возможности самореализации, ценят свое свободное время, радость общения и т. д. Все это они предпочитают дальнейшему увеличению материального благосостояния. Европейцам гораздо труднее мотивировать работников с помощью финансовых рычагов, чем американцам. В этой ситуации европейские экономики стали развиваться немного в другом ключе, по сравнению с американской. Я уже говорил, что американцы создали свою экономику на принципе массовости. Они пришли к очень простому выводу. У нас есть массовое производство холодильников, массовое производство компьютеров. Холодильники нам не очень интересны. Мы будем делать их в Китае. Компьютеры – это интереснее, это мы оставим у себя. Европейцы таким путем не пошли. Структура производства здесь гораздо более разнообразна, чем в Америке.

Если мы посмотрим на европейскую экономику, то увидим потрясающую статистику, в которую очень трудно поверить. В настоящее время Европа – самый крупный в мире производитель автомобилей. Самый крупный производитель химической продукции. Милая Европа, где всегда голубое небо и все экологически чисто. Европа производит больше всех стали. Американская сталь неконкурентоспособна по сравнению с европейской. Эти факты в упор не хотят видеть те, кто считает, что Европа – умирающий, затухающий континент.

Европа – самый крупный в мире держатель финансовых средств. Европейские банки держат у себя 63% всех мировых финансовых активов. Сегодня крупнейшие инвесторы в мировую экономику – Великобритания, Франция, Нидерланды, Швейцария и Бельгия. После Бельгии гордо идет Япония. США вообще нет в этом списке, они сугубый импортер инвестиций.

Европейская экономика развивается медленнее американской. Но она развивается гораздо более стабильно. Европа живет по средствам. Снижение темпов роста в Европе связано, конечно, с очень развитой системой социального обеспечения, которая висит камнем на шее европейской экономики. Но в любом случае, даже если бы она мешала меньше, я могу сказать, что европейская система не стала бы американской. Потому что фундаментальные ценности европейцев, воспитанные поколениями, противоречат американской модели развития. Европейцы никогда не поставят быстрый экономический рост выше социальных гарантий, свободного времени и нормального качества жизни.

Такая дивергенция путей экономического развития привела к тому, что европейцы и американцы в какойто мере перестали быть конкурентами. Европейцы ушли с рынка американских товаров. Европа – это не «Кола» и «Макдональдс», а «Патек Филипп», «Диор», «Астон Мартин», «Феррари» и т. д., то есть вещи, которые не производятся миллионами. В этом отношении европейцы поставили качество впереди количества. И стали получать гигантские прибыли исключительно изза того, что они не стали производить товары, массовость которых является их минусом.

Когда мы штампуем массовые товары, мы пытаемся создать общество массового потребления. Задача заключается в максимизации потребления. В Европе, наоборот, возникает огромная диверсификация производства, что позволяет каждому, кто хочет самовыражения, купить новую косметическую линию, новую линию одежды, более престижный автомобиль и так далее. Это имеет очень интересные последствия. Если мы посмотрим сегодня на торговлю между Европой и Китаем, то увидим, что по всем товарным группам, кроме текстиля, европейский экспорт в Китай растет быстрее, чем китайский экспорт в Европу. Причем самый успешный экспортер на протяжении последних лет – фирма «Л’Oреаль», имеющая 300процентный рост продаж в год.

Многие европейские рынки не знают проблем с подделками, о которых кричат американцы. Потому что американская продукция не имеет характера статусного потребления. Она массовая, и человеку все равно, покупает он подделку или нет. А в европейских товарах ценится именно аутентичность, которую не приобретешь вместе с подделкой. Европейцы пытаются создать некую иллюзию приобщенности к очень высоким стандартам потребления. Нет ничего необычного во французской минеральной воде «Эвиан» или «Перье» но эти минеральные воды продаются во всех аптеках мира – от Австралии до Южной Кореи. Просто потому, что европейцы сумели «застолбить», создать иллюзию, что все европейское – это не то чтобы лучшее, но наиболее престижное и отвечающее потребностям самореализации, положению, которого человек достиг, поднявшись в обществе. Купить майку «Найк» – это быть как все. Купить часы «Ролекс» – это быть над всеми. Это разница между американской и европейской психологией экономики. Это модель на определенном уровне дает свои последствия. Европейская экономика – с профицитом. А значит – конкурентоспособная.

Для России и СНГ не стоит вопрос, чей путь повторить, потому что если повторить опыт Азии очень трудно, то повторить путь Америки и Европы невозможно в принципе. Постиндустриальное общество сформировалось и тут и там на очень простом основании – люди смогли переориентировать свое потребление с материальных товаров на технологические (в случае Америки) и на предметы статусно-престижного потребления (в случае Европы). Такого рода переориентация может произойти только в ситуации, когда средний объем ВВП на душу населения составит 20тыс. долларов в год и выше. Сегодня в странах СНГ нет вопроса, какой путь выбрать. Возможность, скорее, заключается в том, что существуют варианты, к какому из акторов мировой экономики мы хотим быть ближе. Этот вопрос действительно стоит, и он должен быть решен.

Та позиция, которую сегодня занимает Россия, мне категорически не нравится. Сегодня у власти находится сырьевая олигархия, которая жестко ставит политику выше любых экономических интересов, к сожалению. И в этом отношении политический выбор в значительной мере предопределяет экономическую выгоду.

Возможен вариант сотрудничества с США. Советские лидеры были помешаны на том, что Советский Союз – это вторая ядерная держава, советскоамериканское взаимодействие меняет мир, и т. д. В этом отношении было вполне понятно желание экономически общаться с Америкой. Но, к сожалению, американская экономика России сегодня ничего не может дать. Мы можем покупать патенты, технологии и т. д. Но современная Россия, по данным авторитетных международных организаций, сама экспортирует пиратскую продукцию в 33 страны мира. Зачем нам покупать «софт» у Америки, если мы сами давно наладили производство этих подделок? Круг покупок в Америке ограничен.

Может ли Америка дать России большие инвестиции? Нет, она сама их получает. Инвестиционный потенциал Европы гораздо выше. Потенциал ЮВА тоже достаточно высок. По итогам 2004 года, объем торговли с США у России – на 9 месте, после Словакии. Всего 4% экспортноимпортных операций России. На Европу приходится 53% российской внешней торговли.

Америка – очень важный геополитический союзник России (или противник, если ситуация изменится). Но, так или иначе, это не экономический партнер. Это очевидно. Если Россия хочет ориентироваться на Америку, она должна создать систему экономического партнерства, потому что не было в истории чисто политических союзов. Как это будет выстроено, я не очень себе представляю.

Другой вариант, который очень активно обсуждается в Москве, это ориентация на Азию. Стратегическая ориентация на Китай и Индию становится шизофренической идеей российского руководства. Все эти военные маневры, все эти прокладывания нефтепровода на восток… Эти темы постоянно присутствуют в российской прессе. Идея стратегического партнерства с Китаем сегодня настолько овладела умами нашего политического класса, что сегодня в средствах массовой информации сдерживается практически любая критика этого варианта. Нет даже материалов, где пытаются более или менее публично анализировать эти перспективы. Это очень жесткая политика.

На мой взгляд, ориентация на Азию сложна по чисто объективным причинам. Китай – это страна, располагающая неисчислимой дешевой рабочей силой. Средняя зарплата – 3 доллара в день. В экспорториентированных группах производства – около 8 долларов. Зарплата 150 долларов в Китае считается отличной. А в Москве она вообще ничем не считается. При этом в Китае накоплены огромные объемы иностранных инвестиций.

Ни в один год, начиная с реформ Дэн Сяопина, китайская экономика не росла быстрее, чем приток иностранных инвестиций. Если китайская экономика поднялась на 8%, значит, что инвестиции увеличились на 15%. В России такого не было. Масштаб иностранных инвестиций у нас намного меньше, чем в Китае. Китай чрезвычайно тесно связан с западной экономикой, гораздо больше, чем Россия. В этом смысле Россия может присоединиться не к Китаю как таковому, а к стране, которая является экономическим сателлитом Америки. Если американцы закроют китайский импорт, то экономика Китая лет на 10 придет в упадок.

Россия не получит от Китая никаких инвестиций, потому что Китай их сам получает. С другой стороны, Россия не сможет конкурировать с Китаем, поскольку там 200млн. безработных. На каких рынках Россия может конкурировать с Китаем? На рынке потребительских товаров Китай забивает любых конкурентов. На рынке тяжелого машиностроения? Я думаю, пройдет лет 10 – и Китай будут на мировом уровне в этой сфере. Рынок вооружений – очень узкий рынок. Это не может быть основой экономического сотрудничества. Таким образом, в Китай можно экспортировать только энергоносители. В этом смысле прокладка трубопровода на восток – это очень правильная идея. И то, что правительство выдвигает такую инициативу, – ее надо только поддерживать. Но нефть можно продавать куда угодно! Когда в основу сотрудничества ставится увеличение торговли биржевым товаром, то у нормального экономиста нет объяснения этому факту. Биржевым товаром можно торговать с кем угодно.

Сегодня Россия может получить от сотрудничества с Китаем только политические дивиденды. Экономической пользы от такого сотрудничества я просто не представляю.

С европейцами мы имеем огромный товарооборот, тесное культурное сотрудничество и прочные культурные связи в течение многих столетий. Если мы посмотрим на русскую эмиграцию, никто почемуто не ехал в Китай. Политически, конечно, есть некоторый элемент разрыва. Европейский Союз принес очень много пользы Европе и очень сильно навредил российскоевропейским отношениям. Специфика политической российской жизни заключается в том, что Россия представляет себя великой страной и поэтому ей очень привычно говорить с другими великими странами. Но похоже, что российское руководство не вполне осознало тот факт, что в Европе – к сожалению или к счастью – политическая ситуация радикально изменилась. Любые переговоры – с Берлускони, или со Шредером, или с Сапатеро – не могут иметь никаких последствий, если не прошли через соответствующее решение в Брюсселе.

А общеевропейские структуры очень сильны. Они имеют сегодня глобальное присутствие во всем мире, особенно в экономической сфере. Например, три года назад крупнейшая компания в мире «Дженерал Электрик» попытались осуществить поглощение другой крупной компании. Это поглощение должно было пройти через процедуру ЕС, потому что поглощаемая фирма имела заводы в Европе и, тем самым, нарушался европейский антимонопольный закон. Европейцы не дали согласия на это проект. После этого господин Джек Уэлш, глава «Дженерал Электрик» позвонил господину Бушу и попросил надавить на европейских лидеров. Господин Буш на следующий день встречался с руководителями европейских стран. Он поднял этот вопрос, и не успели они разъехаться, как вышло коммюнике, что этого не будет никогда.

Европейцы создали мощную систему жестких правил. Они не идеальны, они жутко забюрократизированы. Но они действуют фактически без исключения. И в этой ситуации Россия переживает большие трудности. Потому что мы не имеем традиции ориентироваться на законы. В то же время мы не очень понимаем, что в Брюсселе находится вторая по значимости в мире система политических институтов. И, в-третьих, Россию не устраивает, судя по всему, что в отношениях с Европой, если она начнет их строить, она окажется одним среди 26 государств. Именно по этим причинам отношения с Европой сильно тормозятся и будут тормозиться – из-за политических соображений.

В 2007 году заканчивается соглашение о партнерстве и сотрудничестве. Тогда будет возможность продлить это соглашение. Пойдет ли на это Россия?.. Следующим шагом в договоренностях такого формата должно было бы стать заявление о вступлении в ЕС. По крайней мере, общая заявка на вступление. Так было в случае с Грецией, с Турцией еще в 50е годы. Россия никогда не подаст такой заявки, потому что наш политический класс не хочет утрачивать контроль над теми богатствами, теми ресурсами, которыми располагает. И в этом отношении мне кажется, что в политическом смысле отношения между Европой и Россией идут в тупик.

В этой связи у России возникает некий комплекс. Он, в частности, проявляется в упорном нежелании России установить нормальные отношения с Украиной, Молдовой, Грузией, ориентирующимися в сторону Европы. Украина и сейчас продолжает проводить европейски ориентированную политику, отчасти – и Грузия, хотя это мечта и ничего больше. Эти страны пытаются смотреть в сторону Европы, что Россию крайне раздражает. И поддержка сепаратизма в Абхазии отчасти служит тому, чтобы Грузия не была политически свободной от России. Это очень обидно, но Россия не готова сегодня морально, интеллектуально и на уровне политического класса к движению в европейскую сторону, что имеет очень плохие последствия для нас, россиян.

Это может показаться диким, но если мы посмотрим на российский бюджет, то он на 56% наполняется акцизами на импорт и НДС. Это бюджет паразитической страны. Это невозможная ситуация, потому что в США доход от экспортно-импортных операций – 0,75% бюджета. Даже у Украины соответствующая доля в бюджете – ниже 20%.

По ряду причин Россия не хочет интегрироваться в европейские структуры. Это оказывает сильное влияние на российскую внешнюю политику. И в области борьбы с терроризмом, и в области политики в СНГ. На мой взгляд, европейская интеграция естественна для России, и ее политика когда-то должна повернуться в эту сторону. Тем более что в экономическом смысле европейская модель, хоть и не без недостатков, но все таки, на мой взгляд,наиболее устойчива, стабильна и конкурентоспособна в современном мире.

 

На главную страницу